Стихи

К списку
Белый человек (2021)
Белое и чёрное — цветовые и эмоциональные доминанты книги, они же — выразители внешнего и внутреннего, но и они непостоянны и меняются местами. На этом столкновении часто строится конфликт лирического героя, и нельзя однозначно связать одно с другим, они в диалектическом перетекании меняются местами, подобно инь и ян, отражая в целом свойственную человеку противоречивую динамику сознания. Всё же внутреннего и тёмного, возможно, больше, и поэтому так важно выделить «белого человека», его решающую роль. — Сергей КАТУКОВ

* * *

что хочет человек и что он ждёт,
когда внутри него уже не жжёт,
а звякает негромко, равномерно,
как пряжка на моем ремне, наверно,
– что видит он, когда он видит дом
над лесом и рекой, окно, и в нём
себя, рукой дрожащей чашку чая
сжимавшего, затем что жизнь такая,
что вот она – а завтра её нет,
потом он выключает в доме свет,
и дерево придвинулось вплотную –
затем что жизнь отверстие в иную,
где тот же снег висит на волоске
тобой ещё не тронутой тоске



*  *  *

жук влетел и вылетел в окно –
поплавок остался неподвижен
с облаком и садом заодно,
красными отметинами вишен
– вечный дачник! удочки с утра
занавес неслышно опустился
то ли где-то лопнула струна –
то ли  жук не вылетел, прижился


* * *

...под землёй
на перегоне в метро, в час пик
невысокий седой человек
в старомодном плаще
— мой отец
стоял в другом конце вагона
и чей-то локоть
мешал разглядеть его
как следует

я помнил его таким
с детства — тёмный
взгляд из-под бровей,
синева на щеках,
очки на цепочке, газетка,
— берет, который
я донашивал в школе
и этот взгляд — в себя
когда внутри
следишь за поплавком

(наверное, так
устроена мысль)

я, помню, дёрнулся:
— отец! — хотел окликнуть
или как в детстве "папа" —
но двери открылись
толпа схлынула
поплавок исчез

...снег снег снег
мокрый снег слетал медленно
и тут же таял, не оставляя
следа — словно
сквозь асфальт
про-ва-ли-вал-ся
— мои мысли
были похожи на этот снег
тоже ниоткуда слетали
и тоже без следа
падали

снег падал —
я поднимался
и машины поднимались
и дома над подвалами
и деревья, которые
больше не держались
за корни
— поднимались тоже

(наверное, так
устроена память)

за тридцать лет до этого
мой отец умер



диоген — кратету
если хочешь, кратет, ты философом стать настоящим,
не гнушайся у статуй с агоры просить подаянье
испытание это, клянусь тебе, будет уроком –
люди ведь часто бывают бесчувственней статуй,
бросят монету, в ком душу родную увидят
– евнуху, а не философу подадут, и кинеду

если фиги сушёные есть, присылай мне


кратет – неизвестному
пишешь, дескать, позорно быть погребённым
вдали от земли своих предков –
но сам подумай, сожгут ли
в фивах тебя на костре погребальном
или тело собаки сожрут на чужбине
– разве лодка харона только из фив в аид перевозит?

хлеба и фиги пришли мне, много не медля


неизвестный — кратету
диоген говорил, мудрецу помогая, ты жертвуешь
тем, кто с олимпа, ведь боги друзья с мудрецами —
ныне, однако, мне нечего выслать кратету,
где придется живу я, и тем, что в котомке, питаюсь,
и давно вместо женщин рукой обхожусь волопаса –

кем я стал, если сплю, что ни ночь, на соломе?


кратет — неизвестному
ты стал философ



псков
блаженный фёдор и юродивый андрей
на свалке ржавых пару батарей
нашли и вниз к реке тащили,
впрягшись в коляску детскую в четыре
копыта, в кеды рваные обутых,
по красных партизан к фоме в запрудах
– теперь, сказал блаженный, заживём
в тепле, накроем стол, за стол сзовем
тимошку одноглазого и лавра
и мавру-бабу, хоть она и лярва –
пусть лишнего возьмёт на грудь фома
нам не страшна голубушка-зима
(это говорил юродивому блаженный)
– а тот молчал, он был глухой по ходу
потом они спустили груз на воду
и вниз на батареях отошли
воды речной не трогая почти
андрей смотрел вперед,
другой был сзади –
коляску без колес они не взяли


* * *

А.Б.
вот и зима, и земля из-под ног
столбики света роняет на воздух
чёрный по небу скользит поводок
тянет состав электричка на отдых
— нет ничего и не надо жалеть,
кроме трамваев твоих перезвона,
царских орлов почерневшая медь
лишняя тяжесть на лодке харона —
снегом засыпан вокзальный казан,
мир замирает на ножке штатива
только один дребезжащий стакан
едет и едет за край объектива

декабрь 2018



 * * *
такой-то век, такой-то год
– такого-то денька
и вроде бы ни капли в рот,
а вышел в облака
слепил из перистых суму
и посох кучевых
и если б сделал по уму –
остался бы в живых



* * *
январский вечер синий снег
по снегу белый человек
когда отбросит тень свою
скользнет как бабочка в раю
— и моего окна проём
и неба край, и дворник в нём,
его лопата в облаках
и треугольник молока —
всё вдруг качнётся оживёт
начнёт колоть по крышам лёд
он заискрится захрустит
— по снегу бабочка скользит



* * *
страшна не ночь, но немочь
и голоса незвук
не пустота, но мелочь
и суета вокруг
— не темнота, но мука
загубленной души
у вечности безрукой
точить карандаши



* * *
вот попугай на тёмной ветке
он здесь давно уже сидит
наверно, вылетел из клетки
неразговорчив и сердит —
осенний дождь сменяет вьюга
и жизнь меняет адреса,
а он как будто в центре круга
(точнее, в центре колеса)
— и чем быстрей вращает спицы
на втулке велосипедист,
тем меньше в нём от глупой птицы
и громче звук, точнее, свист