Экспедитор министерства просвещения, в 1805 году поэт Иван Петрович Пнин ненадолго возглавит Вольное общество. На вечерах он читает собравшимся стихи, полные просветительского пафоса, а также статьи в защиту гражданских прав человека — со всей страстью того, кого этими правами обделили. Пнин был незаконнорожденный. Он был внебрачным сыном дипломата и генерала екатерининских времён Николая Репнина. В наследство от "палача Польши" он получил усечённую фамилию (так часто делалось: Бецкой — Трубецкой, например) — и курс обучения в инженерном корпусе. После чего был предоставлен на собственное усмотрение. Он жил в нищете, поскольку к военной карьере оказался неспособным, и зарабатывал на жизнь литературным трудом. Неизвестно, насколько близкими были отношения Батюшкова с Пниным. Однако на роль ментора фигура Ивана Петровича подходила идеально. Научить писать стихи невозможно, но привить возвышенное, исключительное отношение к поэзии и статусу поэта — можно и нужно. Пнин был как раз таким "донкихотом".
Иван Петрович рассматривал литературу как форму служения истине. Истина заключалась в том, что Бог велик и непознаваем, а человек от рождения свободен и в свободе выбора между добром и злом равен другим людям. И ни один человек не вправе ущемлять эту свободу. Пнин был деист и свои убеждения выражал в полемике с классицистами Державиным и Ломоносовым. Даже оды свои он называл так же ("Человек", "Бог"). Классицисты призывали принимать удары судьбы как проявление неведомой, хотя и благостной воли Божьей — а Пнин считал, что человеку на то и дана Богом свобода воли, чтобы жить так, как он живёт. "Все бедствия человека происходят от человека", мог бы повторить Иван Петрович вслед за кумиром своего поколения Радищевым. Возможно, не без влияния Пнина семнадцатилетний Батюшков напишет своего "Бога". Правда, через голову Ивана Петровича он отдаст дань даже не Державину — а сентиментальной чувствительности. Бог юного Батюшкова велик и непознаваем, но милостив. Он открывается тому, кто имеет отзывчивую душу и способен выйти из "мрачной хижины" лжемудрия, отринуть сухие философские истины — ради природы, естественной, а, значит, и божественной в любых проявлениях.
Сердечный, душевный отклик уже тогда станет для Батюшкова критерием истинности в искусстве.
Пнин славился неунывающим темпераментом и относился к числу людей, чей оптимизм только укрепляется жизненными невзгодами. Символично, что через полтора века Набоков даст герою одного из лучших своих американских романов фамилию Ивана Петровича. Идея Творца-Автора, который подглядывает из потустороннего мира за поступками людей-персонажей, была близка Набокову. Как и реальный Иван Пнин — герой Набокова одинок, беден и болезнен. Однако природное жизнелюбие и вера в то, что со смертью не всё заканчивается — помогают ему преодолевать жизнь. Даже о горькой доле Иван Петрович пишет ободряюще. У него есть строчки о человеке, который "В слезах родясь, в слезах кончает / Своих остаток горьких дней", и это именно тот повтор ("в слезах... в слезах"), который через двадцать лет откликнется в одном из последних и самом мрачном стихотворении Батюшкова ("Рабом родится человек, рабом в могилу ляжет..."). Насколько, однако, разных людей мы слышим в этих стихах! Смерть как переход в инобытие (Пнин) или смерть — конец дурацкой сказке под названием жизнь (Батюшков).
О семейном положении Ивана Петровича сведений не сохранилось, известно только, что был у него сын, впоследствии живописец Пётр Пнин, чья единственная дошедшая до нас картина (бытовая сценка "Игра в шашки") — выставлена в Русском музее. Умер Иван Петрович, кода сыну Петру была всего два года (в 1805-м), умер от чахотки «сентября 17 числа, между 10 и 11 часов пополудни». "Он надеялся, что князь Репнин признает его своим сыном, но, узнав по кончине его, что тот забыл о нем в своем завещании, впал в уныние и зачах" — написал будущий издатель «Сына отечества» Николай Греч. «Неумолимая смерть махнула страшною косою — и в мире не стало одного доброго человека!» — Горестно воскликнет поэт Брусилов. Возвышенные оды на смерть «утешителья несчастных» сочинят и другие члены Вольного общества (Александр Измайлов, Николай Остолопов, Николай Радишев). Напишет на смерть Ивана Петровича и Батюшков, но оплачет не гражданина-просветителя и заступника всех униженных и оскорблённых, и не обойденного в завещании бастарда (как это сделал Греч) — а Человека и его участь.
"Он был, как мы, лишь странник мира!".
<...>
И мы теперь, друзья, вокруг его могилы
Объемлем только хладный прах.
Твердим с тоской и во слезах:
Покойся в мире друг наш милый.
Питомец Граций, Муз, ты жив у нас
в сердцах!
Когда в последний раз его мы обнимали,
Казалось, с нами мир грустил,
И сам Амур в печали
Светильник погасил:
Не кипарисну ветвь унылу,
Но розу на его он положил могилу.